[ezup]

Недавно, изучая фундаментальный труд профессора Г.С. Лебедева «Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси», я натолкнулся на такую фразу:
Серия «импортов» IV-VI вв., в основном из случайных находок, а иногда — разрушенных погребений (фибула с о. Тютерс, стеклянная и бронзовая посуда римского времени из разрушенного погребения по обряду сожжения [?] в Курголово, боевой топор с орнаментом «сёздальского стиля» из болота в Глумицах, вестготско-римский однолезвийный меч из «длинного кургана» в Турово), очерчивает трассу от островов «Архипелага восточной части Финского залива» (Гorланд, Тютерсы, и др.) в Лужскую губу, устье Луги и вверх по реке, в Верхнее Полужье и к западному Приильменью и, таким образом, предполагает достаточно раннее вовлечение в трансбалтийские связи — местного прибалтийско-финского населения южного побережья восточной части Финского залива.

Мимо такого сообщения я спокойно пройти не мог, поскольку географические названия Верхнее Полужье и особенно Турово — деревня, расположенная в нескольких километрах к востоку от г. Луга, которую я прекрасно знаю и в которой неоднократно бывал, заставили трепетать мое внутреннее естество.

Про курганы в этом районе я, конечно прекрасно знал, многие даже видел собственными глазами, на одном из таких курганов высотой около двух метров, расположенном в чистейшем сосновом бору в нескольких километрах от деревни, в конце лета – начале осени отлично растут белые грибы, чем я каждый год с удовольствием пользуюсь. Знаю также, что некоторые из этих курганов были исследованы археологами, многие разграблены «расхитителями гробниц» еще до моего рождения. Честно говоря, совершенно не понимаю, какой интерес подобные курганы представляют для «черных археологов», которых иначе как мародерами назвать нельзя, поскольку ничего, кроме горстки кальцинированных костей, на которые не всякий обратит внимание, и нескольких глиняных черепков, в подавляющем большинстве ничего нет. Бедность погребального инвентаря Псковской культуры длинных курганов, к которой относятся эти погребения, отмечена всеми исследователями.

И вдруг вестготско-римский однолезвийный меч из «длинного кургана» в Турово. Конечно, я должен узнать об этом мече всё!

Поиски информации натолкнулись на многочисленные сложности, связанные с названием Турово. Глупые поисковые машины отсылали меня в Турово-Пинское княжество или еще куда-нибудь, но только не к безвестной деревеньке, которая, собственно, меня и интересовала. Положительный результат пришел только тогда, когда я изменил тактику поисков и вспомнил, что при подготовке своей предыдущей публикации про Шум-гору я использовал статью Н.И. Платоновой, доктора исторических наук, ведущего сотрудника ИИМК РАН об исследовании курганов Верхнего Полужья. Предположение о том, что именно ее группа является автором находки меча, показалось мне в достаточной степени обоснованным, и я занялся просмотром публикаций именно этого автора. Ожидания меня не обманули: почти сразу я натолкнулся на статью «Странная случайная находка из окрестностей Луги Ленинградской области», написанную Н.И. Платоновой в соавторстве с доктором исторических наук археологом М.Б. Щукиным и опубликованную в журнале «Археологические вести» №7 за 2000 г.

Что же это за «странная случайная находка»?

Оказалось, что в 1986 г. Н.И. Платоновой, ведшей раскопки курганов возле Турово, местный краевед Половинкин И.В. принес странную находку. По одной версии, ее нашли местные мальчишки в одном из курганов, по другой – случайно обнаружили во время земляных работ, причем таких находок было сначала две, но одна была продана в частные руки. Первую версию я отвергаю – в 1986 г. я как раз и был тем самым мальчишкой, который рвался копать курганы в поисках могилы Рюрика и, уверяю, если бы такое мероприятие, как раскопка кургана, перешло из стадии замысла в стадию осуществления, я об этом не только знал бы, но и был бы самым активным участником, если не организатором сего сомнительного проекта. Остается вторая версия. Она вполне жизнеспособна, поскольку курганы эти располагаются в самых различных местах (один даже расположен на приусадебном участке в самом Турово) и вполне могли оказаться в зоне земляных работ.

Однако пора рассказать подробнее, что собой представляет эта находка.

А находка представляет собой обломок железного клинка длиной 87 мм с бронзовым эфесом. Клинок сильно коррозирован, но можно определить, что это был однолезвийный клинок с толщиной обуха не менее 3 мм и шириной у перекрестия 46 мм. Цельнолитой бронзовый эфес имеет ярко выраженные перекрестье, рукоять и навершие. Общая длина эфеса 120 мм, диаметр рукояти всего 9 мм.

Именно этот предмет Г.С. Лебедев атрибутировал как вестготско-римский отднолезвийный меч. Однако существуют по этому поводу и иные мнения.

Например, отмечается сходство обнаруженного под Лугой предмета с кинжалами из Старшего Ахмыловского могильника (Ананьинская культура Среднего Поволжья, IX—III вв. до н.э.) или с датскими «болотными» длинными мечами (IV—V вв. н.э.), применительно к которым исследователи отмечают сходство строения и украшения эфеса. Но наибольшее сходство с «лужской находкой», по мнению авторов статьи «Странная случайная находка из окрестностей Луги Ленинградской области», имеют кинжалы из погребений в Испании. Авторы статьи отмечают как сходство материалов, из которых изготовлены эти предметы, пропорций клинка (толщина обуха и ширина клинка у перекрестья), так и сходство пропорций и декора эфеса, особенно диаметра рукояти, к которому мы вернемся чуть позже.

На рисунках кинжалы изображены с ножнами, реконструированными по найденным в испанских могильниках фрагментам. Уровень сходства лужской находки с испанскими кинжалами читатель может оценить самостоятельно.

Возникает вопрос: что это за испанские кинжалы, кто и когда их сделал и использовал? Есть мнение, озвученное авторами указанной статьи, что эти кинжалы не были в прямом смысле оружием. Со времен императора Августа, а, возможно, даже Юлия Цезаря, подобные кинжалы были отличительным признаком командного звена римских легионов, то есть имели скорее декоративный характер, демонстрируя статус владельца. Этакий аналог современного морского кортика. Об этом может свидетельствовать в том числе диаметр их рукояти (напомню, около 9 мм), ведь рукоять такого диаметра совершенно неудобна для удержания рукой взрослого человека. Несмотря на то, что римские «форменные» кинжалы имели, как правило, двулезвийный клинок и прекратили использоваться приблизительно в III в. н. э. после реформ Диоклетиана, именно на территории современной Испании такая униформа сохранялась дольше и, возможно, в силу местных традиций (кельтско-иберийское население предпочитало оружие именно с однолезвийными клинками) трансформировалась в ношение кинжалов, подобных найденному под Лугой.

Захоронения, в которых найдены интересующие нас испанские кинжалы, датируются приблизительно второй половиной IV в. н.э., что вместе с прочими признаками практически исключает их принадлежность к вестготской погребальной культуре, поскольку на Пиренейском полуострове вестготы появились лет этак на сто позже. До вестготов по этим местам прошли вандалы, свевы и аланы, но они в них не задержались и каких-либо обширных признаков своего присутствия археологам не оставили. Не с чем сравнивать. Учитывая узкую локализацию мест расположения «захоронений с кинжалами» (северо-запад современной Испании), а также то, что больше такой погребальный инвентарь нигде не встречается, нам остается только предположить, что в конце IV в. н.э. на небольшой территории Пиренейского полуострова на периферии еще существующей, но стремительно разрушающейся Римской империи, на короткое время появилось некое своеобразное небольшое государственное образование, в котором римские традиции определенным образом смешивались с местными, что и породило ряд погребений с уникальным инвентарем.

Но вернемся к лужской находке. Если принять за истину гипотезу о ее пиренейском происхождении, то возникает вопрос: каким образом такой клинок мог оказаться в длинном кургане в районе деревни Турово? (Для справки: курганы Верхнего Полужья датируются V—VIII в. н.э.) Однозначного ответа на этот вопрос, конечно, никто не даст. Однако есть одна заслуживающая внимания научная гипотеза, высказанная в свое время доктором филологических наук академиком РАН В.Н. Топоровым, которая может помочь пролить свет на этот вопрос, и ключевую роль в этой гипотезе играет такой народ, как галинды – народ балтской языковой группы.

Впервые о галиндах упоминает Птолемей во II в. н.э. как об одном из прибалтийских племен. Именно В.Н. Топоров выдвинул и обосновал теорию о непосредственном участии галиндов в событиях великого переселения народов. Анализируя топонимику современной Европы, он обратил внимание на определенную концентрацию названий с корнем «galind» в северо-западной части Пиренейского полуострова, как раз в тех местах, где обнаружены погребения с кинжалами, аналогичным найденному под Лугой, хотя об этой находке он мог быть и не осведомлен, поскольку не являлся профессиональным археологом. На основании привлеченного им обширного лингвистического материала В.Н. Топоров провел трассу миграции галиндов совместно с вандалами, свевами и аланами через всю Европу до Пиренейского полуострова, где они осели, вероятно, в конце IV в. н.э.

Однако следует отметить, что в походе на запад участвовали отнюдь не все представители племени галиндов. Часть из них осталась на месте (западные галинды) и стала прародителями племени пруссов, а другая часть приблизительно в это же время двинулась на восток и осела в районе верхней Оки и Протвы, где под именем «голядь» была известна русским летописцам. Голядь долго сохраняла свою национальную самобытность и окончательно славянизировалась лишь к концу XV в.

Таким образом, мы можем видеть, что к концу IV в. н.э. галинды компактно проживали на северо-западе современной Испании, на южном берегу Балтийского моря и на верхней Оке. Безусловно, Верхнее Полужье не входит в ареал расселения галиндов, но, тем не менее, заметный вклад в топонимику этого региона народы балтской языковой группы внесли, а значит, они в этом регионе также проживали наряду с угро-финнами и позже со славянами и скандинавами. Если принять за истину то, что разошедшиеся по Европе галинды не потеряли родственных связей друг с другом (племя с племенем), то появление «испанского кинжала» в туровском кургане под Лугой кажется вполне объяснимым.

Закончить статью мне хотелось бы пространной цитатой из уже неоднократно мной упомянутой статьи Н.И. Платоновой и М.Б. Щукина.

Мы не знаем и, очевидно, никогда не сможем узнать, каким образом боевой нож, изготовленный, возможно, где-то на северо-западе Испании, попал так далеко на северо-запад России. Оказался ли некий выходец из этих или соседних районов Прибалтики на службе в римской армии, во вспомогательных войсках, дислоцированных в долине Тахо, а затем, вероятно, не без приключений вернулся на родину. Или некий галинд, приняв участие в переселении соседей-вандалов, попал в Испанию, получил нож в качестве трофея или подарка и вернувшись назад имел какие-то контакты с предками носителей культуры длинных курганов. Или судьба «кортика» была еще более сложной, он долгое время переходил из рук в руки, пока, наконец не оказался захороненным или потерянным под Лугой. Разнообразных версий можно придумать много, но не одну из них нельзя доказать.
Тем не менее, факт остается фактом. Боевой нож с тонкой бронзовой рукоятью, оружие весьма специфичной формы, был найден в окрестностях Луги, и сходство его с серией кинжалов IV в. из Испании столь значительно, что определенная связь между этими находками, несмотря на огромность разделяющего их расстояния, должна была существовать.


Использованная литература:
Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси.
Платонова Н. И., Щукин М. Б. Странная случайная находка из окрестностей Луги Ленинградской области.
Топоров В. Н. Галинды в Западной Европе. Балто-славянские исследования.
Васильев В. Л. Архаическая топонимия Новгородской земли (древнеславянские деантропонимные образования).
Манаков А. Г. Псковско-новгородская топонимия в свете «теории формантов».
Тарасов И. М. Балты в миграциях великого переселения народов. Галинды.

Автор:

Хозяин Трилобита