[ezup]

Итак, в 09.12 «Альбатрос» выбросился на камни. К этому времени германский корабль был «окружен» со всех сторон – к югу от него находился броненосный крейсер «Баян», к северу и северо-востоку – «Адмирал Макаров» и «Богатырь» с «Олегом», а к западу – остров Готланд. С этого момента и до начала боя со вторым германским отрядом, возглавляемым крейсеров «Роон», прошло немного меньше часа (перестрелка с «Рооном» началась в 10.00-10.05, по различным данным), но этот период, как ни странно, совершенно не освещается исследователями – такое ощущение, что в это время ничего не происходило.

Так, например, В.Ю. Грибовский уделил этому времени менее абзаца:

«По радио Бахирев доложил комфлоту: «После боя, получив повреждения, неприятельский крейсер выбросился на берег по остовую сторону острова Готланд за маяком Эстергарн. Считаю полезным послать подводную лодку к месту аварии». Сам же адмирал, выстроив бригаду несколько необычным образом, в 9 ч 50 мин решил «продолжать путь к Финскому заливу». Впереди шел «Богатырь», за ним в кильватере «Олег», немного отстав от последнего, — «Адмирал Макаров», за которым несколько восточнее следовал «Баян».»



А.Г. Больных, в свойственной ему рубленой манере сообщает:

«Русские крейсера после боя с «Альбатросом» начали отход на NNO. За деликатными словами историка «адмирал выстроил бригаду несколько необычным образом» кроется достаточно простая истина. 4 крейсерам не хватило часа, чтобы восстановить строй правильного кильватера»


Но на самом деле период между двумя схватками весьма интересен и насыщен событиями – попробуем разобраться в них.

Итак, после того как в 09.12 германский минный заградитель оказался на шведских камнях, Михаилу Коронатовичу Бахиреву следовало убедиться в том, что «Альбатрос» не сможет самостоятельно покинуть шведские воды, а затем – собрать свой отряд воедино и возвращаться домой. При этом следовало учитывать, что русские корабли разошлись весьма широко – судя по русской схеме, расстояние между «Баяном» и «Адмиралом Макаровым» составило не менее 10-12 миль, а «Олег» с «Богатырем» находились от «Баяна» еще дальше к северу.

Возможно, это расстояние было меньше, но очевидно, что русские крейсера действительно очень сильно растянулись. Иными словами, только для того, чтобы «Баян» подтянулся к «Адмиралу Макарову», требовалось примерно полчаса при условии, что он начал бы движение немедленно после посадки «Альбатроса» на камни – а потом следовало еще догонять бронепалубные крейсера. В принципе, это время можно было сократить, если бы «Адмирал Макаров» приказал «Богатырю» и «Олегу» и пошел сам на сближение с «Баяном», но зачем ему было это делать? Такой поступок имел бы смысл ввиду неприятеля, но его на горизонте не было. «Аугсбург» бежал, но если бы даже и появился, то это можно было расценить как подарок артиллеристам «Баяна». Иными словами, не было никакой причины, по которой русскому командующему следовало срочно бежать навстречу «Баяну», а не дождаться его подхода.

Затем следует одна из многочисленных загадок данного боя, на которую вряд ли когда-либо будет дан ответ. Известно, что в 09.35 «Богатырь» «обнаружил» подводную лодку к востоку от себя, о чем радировал остальным кораблям бригады. Дальнейшее красочно описывает командир «Баяна» А.К. Вейс в свойственной ему юмористической манере:

«Итак, закончив убиение младенца, мы пустились восвояси, но вот какому-то крейсеру, «Олегу» или «Богатырю», почудилась подводная лодка, сообщил он это сигналом, и было достаточно, чтобы вдруг подводных лодок появилось несметное количество, и с крейсеров пошла такая скорострельная пальба, что море закипело от снарядов. Не сразу мне удалось прекратить стрельбу на «Баяне», горнисты надрывались со своими рожками, я все больше накаливался… … Я видел, как «Макаров» стрелял по гильзе от дымовой завесы, семафорил об этом на «Макаров», но это было бесцельно»


Вроде бы все ясно, но никто другой из отечественных либо иностранных источников не упоминает о «бешеной стрельбе» после 09.35. С другой стороны, В.Ю. Грибовский упоминает о том, что крейсера М.К. Бахирева открывали огонь по мнимым подводным лодкам уже много после боя с «Рооном»:

«Уже в 11 ч 15 мин «Олег» обстрелял очередной мнимый перископ подводной лодки. Спустя примерно полчаса три других крейсера бригады вели энергичную стрельбу по другому «перископу».»


Могло ли быть так, что А.К. Вейса подвела память, и обстрел, который он описал, происходил не в 09.35, а позднее? Или же, наоборот, это В.Ю. Грибовский ошибочно отнес данный эпизод на более позднее время? А может быть, русские крейсера «воевали» с подводными лодками и до, и после стычки с «Рооном»? Увы, ответа на этот вопрос дать нельзя. Все же, по мнению автора, существует одна зацепка, позволяющая считать, что русские стреляли до боя с «Рооом». А.К. Вейс упоминает гильзу от дымовой шашки, по которой велся огонь, а она могла быть только из тех, что сбрасывали, прикрывая «Аугсбург» и «Альбатрос», германские миноносцы. Разумеется, после 11 часов русские крейсера удалились от места постановки дымовой завесы слишком далеко, чтобы можно было обстреливать эти гильзы, но вот в 09.35 они вполне могли это сделать.

С учетом вышесказанного действия русского отряда выглядят следующим образом – спустя несколько минут после того, как «Альбатрос» выбросился на скалы, то есть ориентировочно в 09.12-09.20 «Баян» пошел на соединение с крейсерами бригады, «Адмирал Макаров», вероятно, приблизился к месту крушения «Альбатроса», а «Богатырь» и «Олег» оставались севернее. Затем на «Макарове», убедившись в том, что вражеский корабль уже никуда не уйдет, повернули к бронепалубным крейсерам 2-ой полубригады, но не слишком торопились соединиться с ними, дожидаясь подхода «Баяна». В 09.35 «Богатырь» «обнаружил» подводную лодку и открыл по ней огонь, его «поддержали» и остальные крейсера, что очевидно помешало им построиться кильватерной колонной, а кроме того, «Баян» оставался еще слишком далеко. К 09.50, очевидно, «расстрел подлодок» закончился, и М.К. Бахирев приказал своей бригаде отходить на северо-восток. Почти тут же (вскоре после 09.50) на горизонте обнаружились шесть дымов, которые к 10.00 были опознаны как «Роон», «Любек» и четыре миноносца и в 10.00 (или 10.01 или же 10.05, время в разных источниках различается) вновь загремели пушки.

Данная реконструкция не имеет противоречий ни с одним известным автору описанием боя и отлично объясняет, почему к моменту огневого контакта с «Рооном» 1-ая бригада крейсеров все еще не построилась в кильватерную колонну: корабли попросту слишком растянулись, отрезая «Альбатросу» возможные пути к отступлению и физически не могли быстро собраться вместе. Судя по схеме, для того, чтобы «Адмирал Макаров» и «Баян» «подтянулись» к находившимся севернее «Богатырю» и «Олегу», требовалось, как минимум, минут 40, к том уже их, вероятно, задержала стрельба по подводным лодкам.

Конечно, можно упрекнуть русских моряков в «лодкобоязни», но перед тем, как это делать, следует вспомнить некоторые нюансы. Во-первых, на Балтике уже неоднократно были случаи, когда легкие силы немцев заманивали русские корабли на позицию подводных лодок, поэтому в том, что лодки оказались у Готланда, ничего удивительного быть не могло. А во-вторых, в памяти моряков еще свежа была гибель однотипного «Баяну» и «Адмиралу Макарову» броненосного крейсера «Паллада». В тот день ничего не предвещало трагедии: «Паллада» и «Баян» вышли в дозор, причем «Паллада» шла головной, а впереди ее, слева и справа от ее курса шли миноносцы «Стройный» и «Мощный». На кораблях пробили «отражение минной атаки», за морем наблюдали не только вахтенные сигнальщики, но и свободные от вахты расчеты 75-мм орудий и, дополнительно, специально назначенные наблюдатели. И тем не менее торпедный удар стал для моряков полнейшей неожиданностью – ни лодку, ни торпедный след не обнаружили ни на миноносцах, ни на «Баяне», шедшем в 6-7 кабельтовых позади «Паллады». Вероятнее всего ничего не заметили и на «Палладе»: по крайней мере, точно известно, что корабль перед своей гибелью никаких маневров не совершал, не сигналил и огня не открывал. Так что если опасность и была замечена, то в самый последний момент, когда сделать было уже ничего нельзя. А затем, как сообщил вахтенный начальник «Баяна»:

«С правого борта «Паллады» показалось три огня, почти одновременно три огня с левого борта, а затем весь крейсер сразу скрылся в дыму и огне».


Когда дым рассеялся поверхность моря была чистой – не осталось ни крейсера, ни одного выжившего, не было даже тел моряков – только отдельные обломки рангоута.

«Паллада» погибла при ясной погоде, и находясь в охранении миноносцев – при том что наблюдатели бдили, никакой расхлябанности в этом вопросе допущено не было. В то же время видимость во время боя у Готланда была нехороша – к описываемому нами моменту она ощутимо улучшилась, но все равно оставалась далекой от идеала. В распоряжении М.К. Бахирева не было ни одного миноносца. Подводные лодки были страшным оружием, и потому, если что-то такое вдруг было замечено, самым правильным решением было «перебдеть, чем недобдеть» - никакие снаряды не стоят крейсера с сотнями человек экипажа на борту.

Стоит отметить, что «лодкобоязнь» коснулась и немецких кораблей – зачастую на них так же видели несуществующие подводные лодки, от одной из них уклонялся И. Карф, когда выдвигался к району минирования.

Также все вышесказанное объясняет и строй русских крейсеров, который они имели к моменту контакта с «Рооном». Головным оказался «Богатырь», ему в кильватер следовал «Олег», за ними, с некоторым отставанием шел «Адмирал Макаров» а уже за ним и немного восточнее шел «Баян».

Но до того, как возобновился бой, произошло еще одно важное событие: М.К. Бахирев получил радиограмму, из которой следовало, что к северу от него, у острова Готска-Санден обнаружены силы противника, и в том числе – броненосные корабли. К сожалению, точное время получения этой радиограммы автору настоящей статьи неизвестно, но следует констатировать, что в 09.50 Михаил Коронатович (по имеющимся у него данным) оказался в очень непростой ситуации.

При планировании операции предполагалось, что крупные вражеские корабли будут находиться в Киле, и что в море не должно быть ничего существеннее сторожевиков. Затем служба связи Балтийского флота обнаруживает в море легкие германские крейсера и наводит на них М.К. Бахирева – это хорошо, но, с другой стороны, становится ясно, что немцы проводят какую-то операцию, которую не смогла вскрыть русская разведка. Пока речь шла только о крейсерах, можно было предполагать, что это рейд легких сил к Моонзунду или горлу Финского залива, каковые немцы периодически предпринимали. Но «Альбатрос», отступая, открытым текстом «призывал» на помощь подводные лодки: русский командующий не поддался на эту вроде бы провокацию, а теперь, в 09.35 его крейсера обнаруживают подводные лодки как раз в районе, куда пытался отступать немецкий корабль. Хуже того, к северу обнаружены броненосные корабли противника, теперь с востока подходит еще один немаленький немецкий отряд!

Ряд исследователей (таких, как Д.Ю. Козлов) совершенно справедливо обращают наше внимание на важное последствие прискорбной ошибки наблюдателей русских крейсеров, принявших минный заградитель «Альбатрос» за крейсер типа «Ундине». Если бы контр-адмирал М.К. Бахирев знал, что его крейсера загнали на шведские камни быстроходный минзаг, он вполне мог бы догадаться о том, что за операцию на самом деле проводят немцы. В этом случае не так уж сложно было сообразить, что германские корабли провели очередную минную постановку, что 1-ая бригада крейсеров «разогнала» непосредственный эскорт минного заградителя, а где-то рядом должен быть отряд прикрытия, который, кстати говоря, не мог быть слишком уж сильным. Но Михаил Коронатович ничего этого не знал и, соответственно, не мог понять германских замыслов: для него все складывалось так, что в море находится несколько германских отрядов, включающих в себя броненосные корабли и подводные лодки. Причем как минимум один (и наиболее сильный) немецкий отряд был в состоянии отрезать 1-ую бригаду крейсеров от базы, а быть может, уже отрезал. М.К. Бахирев не знал и не мог знать, что его кораблям противостоит всего лишь один германский броненосный крейсер – «Роон», наоборот, у него были все основания полагать, что в море находятся многочисленные германские силы.

А что же делали в это время немцы? «Роон», «Любек» и четыре миноносца, получив радиограмму И. Карфа, спешили на выручку, но…

Интересно, что подавляющее большинство исследователей боя у Готланда обходят этот эпизод молчанием. Удивительно, но факт – в большинстве описаний сражений Первой мировой германские моряки выглядят без двух минут идеально: они смелы, профессиональны, а их командиры принимают только правильные решения. Если они где-то и ошибаются, то исключительно по недостатку информации. В общем, возникает ощущение, что и Российский императорский, и Королевский Флот противостояли какой-то совершенной машине морской войны в лице кайзерлихмарин. Но на самом же деле в описании боя у Готланда многие отечественные авторы в поисках соринки в собственном глазу не замечают бревна в чужом.

Дело в том, что коммодор И. Карф отпустил группу «Роона» всего за полчаса до того, как увидел русские корабли, а как только он их увидел – немедленно вызвал «Роон» на подмогу. Почему же тогда отряд «Роона» появился только через час после того, как все было кончено? На самом деле, «Роон» мог подойти раньше и даже, скорее всего, мог бы принять участие в бою, поддержав «Аугсбург» и «Альбатрос» И. Карфа. Но подвела банальная ошибка – штурман неправильно проложил курс. Как пишет об этом Г. Ролльман:

«Неприятель опасался группы «Роона», которая спешила полным ходов на радиотелеграфный вызов 2-го флагмана, но вследствие расхождения в прокладке подошла кружным путем; слабая канонада боя, которую вообще слыхали лишь иногда, навела их на место сражения».


Иными словами, бросившись на выручку своему отряду, «Роон» из-за ошибки штурмана пришел совсем не туда, куда его вызывали, и смог в дальнейшем «навестись» на русский отряд, только ориентируясь по далеким звукам сражения! Можно лишь представлять себе, какими эпитетами наградили бы Российский императорский флот вообще и М.К. Бахирева в частности отечественные историки и публицисты, допусти его командиры подобный ляп. Но эту ошибку совершили немцы, и для подавляющего большинства отечественных исследователей она тут же перестала существовать: нечто, совершенно недостойное упоминания.

Итак, вызванный на поддержку кораблей И. Карфа «Роон» заблудился. Затем, определив по звукам стрельбы примерное направление русского отряда, он, по всей видимости, отправил «Любек» на разведку – это могло бы хорошо объяснить описание Г. Ролльмана, согласно которому «Любек» обнаружил русский крейсер в 09.20 (вероятнее всего, это был «Баян»), но не отступил, а продолжил наблюдение. Затем он увидел остальные, «которые ходили в одиночку и парой восточнее и севернее Эстергартен-холма» Затем русские построились в кильватерную колонну и начали отходить (Г. Ролльман считает, что отход был вызван видом «Любека», но это явная ошибка – германские корабли были замечены русскими позднее). Германские корабли также выстроились в строй кильватера и вступили в бой.

Хотя бой здесь, наверное, слишком громкое слово, так боестолкновение вылилось в быстро окончившуюся перестрелку. У немцев головным шел «Любек», за ним – «Роон» и следом четыре миноносца – последние не смогли принять в бою никакого участия. В 10.05 расстояние между «Рооном» и концевым русским «Баяном» было не более 62-64 кбт и германский броненосный крейсер первым открыл огонь, «Баян», конечно же, ответил. «Адмирал Макаров» не стрелял по «Роону» (хотя не исключено, что несколько снарядов все же выпустил – по крайней мере, Г. Ролльман утверждает, что по «Роону» стреляли оба броненосных крейсера). При этом «Баян», попав под огонь «Роона», немедленно начал «зигзаговать» на курсе, в результате чего залпы «Роона», «очень точные по целику и исключительно кучные», не давали накрытий. Всего германский крейсер сделал, по наблюдениям русских моряков, 18 или 19 четырехорудийных залпа, поразив «Баян» одним снарядом. В то же время артиллеристы «Баяна» успеха не добились – они дали 20 двухорудийных залпов, но единственным повреждением «Роона» стала радиоантенна, сбитая (осколком?) упавшего неподалеку от германского корабля снаряда.

Прочие корабли также попытались включиться в бой: «Любек» попытался обстрелять «Олег», бронепалубные крейсера русских тут же ответили. Но, сделав несколько залпов, и русские, и немцы выяснили, что дальнобойности их орудий недостаточно и вынуждены были прекратить огонь.

Бронепалубный крейсер "Богатырь"

Перестрелка длилась не более двадцати минут – по немецким данным, бой начался в 10.00, а прекратился «около 10.22» (время исправлено на русское). Отечественные источники говорят, что первый выстрел был сделан в 10.05, а в 10.25 немцы сперва склонились вправо (в сторону от русских кораблей), а затем повернули назад, и на этом бой закончился. Немцы починили свою антенну около 10.30 (командир «Роона» в своем рапорте указывает 10.29). Единственное попадание в «Баян» вызвало следующие последствия – 210-мм снаряд:

«пробил борт правого шкафута между 60 и 65 шпангоутом и, разорвавшись, разбил на палубе коечную сетку, ял-четверку, порвал трубы рабочего и отработанного пара мусорной лебедки в кочегарной шахте №5, мелкими осколками на несколько саженей в окружности пробил во многих местах шахты кочегарки №5, кожух шкафутной лебедки, комнадный камбуз, вторую дымовую трубу, бимсы. Головная часть снаряда, проникнув через верхнюю палубу внутрь корабля, прошла вплотную вдоль передней переборки 6-дм каземата №3, сильно выпучив ее, а затем проникла в угольную яму, где и была потом обнаружена. В батарейной палубе был слегка поврежден осколками станок 75-мм орудия №3 и получены вмятины на палубе. Несмотря на обилие осколков… никто из находившихся вблизи… не был ни ранен, ни контужен. В батарейной палубе легко пострадали два человека».


Выделившиеся при взрыве газы попали в кочегарку, где вызвали легкое отравление четырех человек, но ни один из них не оставил своего поста и каких-либо негативных последствий для здоровья кочегаров этот инцидент не вызвал.

Место, куда попал 210-мм снаряд

Что можно сказать об этом эпизоде боя? К тому времени видимость значительно улучшилась, позволяя наблюдать противника с дистанции, как минимум, в 70 кабельтовых, но теперь уже немцы находились в более выгодных условиях стрельбы. Видимость на юго-восток была хуже, чем на северо-запад, так что немцы русские корабли видели лучше: об этом свидетельствует и тот факт, что «Любек», в 09.20 обнаруживший русские крейсера и наблюдавший за ними, сам замечен не был. Плохая точность стрельбы «Баяна» и «Роона» объясняется «зигзагированием» русского крейсера, который тем самым сбивал «Роону» прицел, но в то же время постоянные смены курса, конечно, мешали стрельбе его собственных артиллеристов. В целом можно говорить о недействительности стрельбы обоих кораблей – единственное попадание германского крейсера смело можно считать случайным. На «Баяне» отмечали, что залпы «Роона» не давали накрытий, а только перелеты или недолеты – попросту говоря, попадание дал снаряд, получивший чрезмерное отклонение от точки прицеливания. Правда, здесь возникает еще один интересный нюанс.

По словам русских очевидцев, «Роон» стрелял четырехорудийными залпами, но вот, по немецким данным, он давал залпы только из одного орудия. С одной стороны, разумеется, немцам лучше знать, как именно стреляли их комендоры. Но с другой, сведения об одноорудийных залпах германского крейсера выглядят форменным оксюмороном.

Действительно, такая форма пристрелки существовала во времена русско-японской войны и ранее, когда предполагалось, что корабли будут сражаться на коротких дистанциях. Но с увеличением дистанций боя стало очевидно преимущество залповой пристрелки, когда несколько орудий стреляют одновременно – определять перелеты или недолеты и корректировать огонь при стрельбе залпами было куда проще, и германский флот, конечно, повсеместно перешел на пристрелку залпами. И, тем не менее, по утверждениям немцев, «Роон» делал всего только одноорудийные залпы – и это на дистанции в 60-70 кабельтов?! Можно лишь повторить, что у нас нет оснований не доверять этим немецким данным, но, если они верны, у нас есть все основания сомневаться в здравости рассудка артиллерийского офицера «Роона».

В случае, если «Роон» стрелял четырехорудийными залпами, он израсходовал 72 или 74 снаряда, а точность его стрельбы составила 1,32-1,39%. Если же данные немцев верны, то «Роон» израсходовал всего лишь 18 или 19 снарядов, и процент попаданий составляет 5,26-5,55%. Но нужно понимать, что в этом случае тем более речь идет о случайности – выпуская по одному снаряду в маневрирующий на 6-7 милях корабль, попасть в него можно лишь исключительно по улыбке фортуны.

Как известно, за этот эпизод боя у Готланда Михаил Коронатович Бахирев также подвергся сильнейшей критике со стороны отечественных историков, в то время как на самом деле его действия просты и понятны. Как мы уже говорили выше, русский командующий считал себя находящимся между двумя немецкими отрядами – и это как минимум. Раз так, его задачей было не нанесение решительного поражения отряду «Роона», а прорыв к базе, для чего следовало оторваться от преследующих его немцев. А потому М.К. Бахирев выбрал бой на отходе – его флагманский «Адмирал Макаров» находился в центре строя, откуда хорошо были видны и немецкие корабли, и находящийся под обстрелом «Баян» - видно было, что последний не получает существенных повреждений. Сам «Макаров» не стрелял, экономя снаряды для боя с «броненосной эскадрой у Готска-Санден», о существовании которой его ошибочно известили. В то же время попытка решительного сближения и боя с не слишком уступающим ему в силах неприятелем не имела большого смысла. «Роон», как ни обидно, по своей боевой мощи примерно соответствовал «Адмиралу Макарову» и «Баяну» вместе взятым – на стороне русских крейсеров было небольшое преимущество в бортовом залпе (4-203-мм орудий и 8*152-мм против 4*210-мм и 5*150-мм), но оно полностью нивелировалось тем, что управлять огнем одного корабля куда проще, чем двух. Правда, некоторые публицисты обращают внимание на слабость бронирования «Роона» - всего лишь 100 мм бронепояс против 178 мм бронеплит русских крейсеров.

Этот фактор вроде бы весом, если только забыть об одном «малозначимом» нюансе. Изначально 203-мм пушки крейсеров типа «Баян» имели и бронебойные и фугасные снаряды – увы, всего лишь «цусимского» образца, то есть облегченные и с мизерным содержанием ВВ. Впоследствии крейсера получили облегченный (более тяжелые снаряды не могли обрабатывать подачные механизмы башен) фугасный снаряд образца 1907 г., имевший 9,3 кг тринитротолуола, то есть по своему действию занимавший место где-то посередине между полновесным фугасным шестидюймовым и восьмидюймовым снарядами. Нужен был и новый бронебойный снаряд, но производство новых снарядов – вещь очень затратная, и на крейсерах устаревшего уже проекта очевидно решили сэкономить. Вместо того, чтобы создать для «Баянов» полноценный «бронебой», наши попросту взяли старые, цусимские снаряды, и заменили в них пироксилин на тринитротолуол.

Но содержание ВВ было настолько мизерным, что толку от такой замены было немного, а потому ближе к описываемым нами событиям бронебойные снаряды были удалены из боекомплектов «Баянов» полностью – на них остались только новые фугасные, по 110 снарядов на ствол.

Иными словами, сближение с даже столь слабобронированным крейсером, каковым был «Роон», было для наших крейсеров весьма рискованно, потому что 210-мм пушки последнего имели все же бронебойные снаряды, которые на малых дистанциях могли бы пробить русскую броню, а вот «Адмиралу Макарову» и «Баяну» дырявить 100 мм броню германского крейсера было нечем. Конечно, 152-мм пушки всех четырех русских крейсеров имели бронебойные снаряды, но вот от них-то десятисантиметровые бронеплиты «Роона» отлично защищали на всех мыслимых дистанциях боя.

Другими словами, попытка «решительного убиения «Роона»» для русских крейсеров 1-ой бригады не имела никакого смысла – даже если бы это и удалось, то, вероятно, только ценой тяжелых повреждений и расходования остатков боекомплекта. Расчет на численное преимущество мог оправдаться, а возможно и нет: конечно, считая «Роон» ровней двум нашим броненосным крейсерам, немцы имели один «Любек» против «Богатыря» и «Олега», но следовало помнить, что это соотношение могло измениться в любой момент – «Аугсбург» со своими миноносцами должны были быть где-то рядом, а появись они на поле боя – и немцы имели бы против «Богатыря» и «Олега» два малых крейсера и семь миноносцев. Итак, крейсера М.К. Бахирева ждал тяжелый бой, но главное - даже в случае успеха русский отряд стал бы легкой добычей для германских кораблей у Готска-Санден.

Все эти соображения лежали на одной чаше весов, а вторую занимала монструозная туша броненосного крейсера «Рюрик» с его частоколом новейших и мощнейших 254-мм и 203-мм орудий.

Тактико-технические характеристики «Рюрика» позволяли ему без опасений для себя вступить в бой с германским броненосным крейсером.

М.К. Бахирев, как мы уже говорили выше, принял вполне логичное и разумное решение вести бой на отходе, но при этом он дал радиограмму на «Рюрик», приказав ему атаковать «Роон» «в квадрате 408". Дабы «Рюрику не пришлось блуждать, русский командующий указал также курс своего отряда («40 град от маяка Эстергарн»). В то же время он распорядился «Славе» и «Цесаревичу» выйти к банке Глотова. Действуя таким образом, М.К. Бахирев решал сразу несколько задач: он мог рассчитывать на уничтожение «Роона» превосходящим его "Рюриком", и при этом, с учетом двух броненосцев, получал достаточно сил для возможного боя с «отрядом у Готска-Санден», а также сберегал боекомплект для этого боя.

Понять действия командира «Роона», фрегаттен-капитана Гигаса намного сложнее.

Его объяснения весьма просты – получив «крик о помощи», он двинулся в район, который указал ему коммодор И. Карф, но прибыв туда никого не обнаружил (потому что из-за ошибки в счислении находился в 20 милях от нужного места – прим. авт.). В 09.20 он получил очередную радиограмму И. Карфа: «Два броненосных 4-трубных крейсера к югу от Эстергарна». Затем он обнаружил русский отряд, но посчитал, что это какой-то другой отряд, а не тот, о котором сообщил ему коммодор. Гигас вступил с русскими в бой, но, в связи с тем, что их корабли шли на север, Гигас заподозрил, что русский командующий хочет заманить "Роон" под удар превосходящих сил. Соответственно, он отвернул и вышел из боя, чтобы искать те два русских крейсера, о который радировал ему коммодор - ну и на выручку "Аугсбурга", конечно.

Сказать, что подобное объяснение полностью алогично - значит не сказать ничего. Поставим себя на место Гигаса. Вот он вышел в квадрат, который был ему указан, но там никого нет. Почему бы не попытаться связаться с "Аугсбургом"? Но нет, мы не ищем легких путей, а отправляем на разведку "Любек". Последний обнаружил русские крейсера, (но по всей видимости, сообщил на «Роон» лишь сам факт их наличия, а не то, что он видит их у Эстергарна). Если бы «Любек» указал место, то на «Рооне» сообразили бы о своей ошибке, а так фрегаттен-капитан Гигас решил, что он видит совершенно другой русский отряд, не имеющий отношения к тому, который указал ему И. Карф в радиограмме, принятой в 09.20.

И... начинается оксюморон. С точки зрения Гигаса, его корабли находятся где-то между двумя сильными русскими крейсерскими отрядами. Какова в этом случае его задача? Разумеется, поддержать «Аугсбург», то есть Гигасу следовало отвернуть от русских крейсеров (на «Любеке» видели, что они не ведут бой и вообще повернули на север) и идти на юг, туда, где, по мнению Гигаса, находились «два русских четырехтрубных броненосных крейсера» и где, по всей видимости, его ждал коммодор И.Карф. Вместо этого Гигас зачем-то кидается на четыре русских крейсера, а после короткой перестрелки «опасаясь того, что русские крейсера увлекают его на север к превосходящим силам» разворачивается и выходит из боя, с тем что бы идти искать те самые два четырехтрубника и оказывать поддержку коммодору И. Карфу!

То есть вместо того, чтобы оказать помощь своему, попавшему в переплет командиру, Гигас ввязывается в совершенно ненужный бой с превосходящими силами, которые не угрожают ни ему, ни коммодору И. Карфу, причем сражается, удаляясь от того места, куда звал его командующий. А через 20 минут такого боя внезапно прозревает и бросается обратно выручать своего коммодора?!

Автор настоящей статьи понимает, что его будут упрекать в предвзятости по отношению к немецким командирам, но по его личному мнению (которое он никому не навязывает) было так. Командир «Роона», фрегаттен-капитан Гигас оказался в непонятной ситуации, и не понимал, что ему нужно делать. Он не горел желанием воевать, но и уйти просто так, бросив И. Карфа, не мог. Поэтому он обозначил свое присутствие короткой перестрелкой с русскими крейсерами, после чего, «с чувством выполненного долга» вышел из боя и отправился «на зимние квартиры», на чем, собственно, и закончился второй эпизод боя у Готланда. Впрочем, поступая так, он не знал, что идет прямо в лапы «Рюрика».

Продолжение следует...
Автор: Андрей из Челябинска